– Тс-с, – Харитон вдруг прижал палец к губам. – Слышишь?
Денис прислушался: и впрямь, сквозь неумолчный стрекот кузнечиков и птичьи крики откуда-то сзади доносился частый перестук копыт. Парень оглянулся – позади них, вдалеке, по дороге рысили две лошади с всадниками. И хотя расстояние было приличное, однако не вызывало сомнений то, что конные вскоре нагонят пеших.
– Ерунда, – неуверенно сказал парень. – Тоже мне великая опасность! Проедут мимо и все дела, нафига мы им сдались?
– Возможно, – коротко ответил бёглер, проверяя лёгкость хода пистоля в подмышечной кобуре. – Молодой ты ещё, Денис. Жизнью не битый. – Денис не нашёлся что ответить. А пока он придумывал хлёсткий, полный яда ответ, всадники поравнялись с путниками.
Ехавший впереди чем-то напоминал бёглера Харитона: то ли возрастом и комплекцией, то ли длинными усами – не столь пышными, но залихватски подкрученными едва ли не до глаз. Одет всадник был, по мнению Дениса, прелюбопытно: чёрное кепи с длинным, похожим на птичий клюв козырьком, синяя лёгкая куртка с белым жабо, ярко зелёные брюки-галифе, красные перчатки и жёлтые сапоги. Живописный наряд дополнял висевший на передней луке седла длинный, свёрнутый кольцом кнут.
В одежду подобной расцветки мог вырядиться только абсолютный дальтоник, для которого все попугаи мира были раскрашены в единый унылый колер. Или же человек творческой профессии – либо не обращающий внимания на светские условности, либо давным-давно сошедший с ума от осознания своей гениальности.
Второй всадник оказался гораздо моложе и одет несколько проще: круглая шапочка-таблетка, вышитая чёрным бисером, коричневая шёлковая рубаха с золотыми оторочками и подпоясанная серебряной тесёмкой, брюки удивительно невнятной расцветки и, как ни странно, обычные дорожные сапоги. Без претензий.
У обоих на чересплечных перевязях болтались устрашающего размера шпаги, смотревшиеся на экстравагантной парочке гораздо нелепее, нежели клоунские молотки-пищалки на поясах сотрудников ОМОНа.
Проезжая мимо путников усатый господин внимательно осмотрел их – Денис шёл с нарочито независимым видом, глядя строго перед собой; Харитон же на миг окинул всадников любопытствующим взором и, словно потеряв к ним интерес, принялся разглядывать дорогу под ногами. Будто потерянные деньги выискивал.
Пёстро одетый наездник внезапно остановил коня – тот сердито замотал головой, нетерпеливо топчась на месте – и, повернувшись в сторону пешеходов, зычно вопросил, надменно глядя на них сверху вниз:
– Кто такие? Почему не отдаёте мне должных почестей? – Молодой всадник тоже остановился, чуток не доехав до гневливого усача: вид у юного спутника был скучающий, брюзгливый.
– Милый Люстер, – сказал он устало, – хватит вам, ведь уже четвёртый раз за утро. Идут себе люди, и пусть идут. Откуда им знать, кто вы? Боюсь, нарвётесь когда-нибудь на неприятности.
– Они, дорогуша Пай, не отдали мне обязательный поясной поклон, – начиная закипать, возразил "милый Люстер", – мне, главному королевскому художнику! Да меня каждая собака в столице знает… Я человек высокой культурной организации, тонких душевных порывов, меня нервировать никак не можно! И дразнить тоже не рекомендуется.
– Здесь не столица, – ровным голосом напомни Пай. – И даже не центральная часть королевства.
– А плевать, – возвестил главный королевский художник, – у меня душа от несправедливости горит! Сегодня кто-нибудь обязательно должен быть наказан, иначе бессонница мне гарантирована. Всё, я принял решение, – Люстер, утробно рыкнув, схватил кнут – умело взмахнул им, расправляя в воздухе, – и нанёс удар по ближнему к нему, безоружному, мирному путнику.
По Харитону.
Это было непростительной ошибкой.
Бёглер неуловимым движением уклонился от удара, ловко прижал туфлёй стукнувший о землю конец кнутовища и, ухватившись обеими руками за среднюю часть плетения, сильным рывком выдернул оружие из руки "милого Люстера". Вернее, хотел выдернуть – крепко державший рукоять главный королевский художник не ожидал такого манёвра и попросту вывалился из седла, запутавшись ногой в стремени. Люстер грузно упал на землю головой вниз: в наступившей тишине раздался отчётливый хруст ломающихся позвонков.
Пай соскользнул с лошади, молча выхватил шпагу и немедля атаковал Харитона. Возможно, будь у бёглера чуть больше времени, он бы тоже успел выхватить шпагу из ножен покойного – да-да, несомненно мёртвого – Люстера, и провёл бы мастер-класс по фехтованию, в конце-концов чем дубинка хуже шпаги, многие приёмы схожи – но времени у Харитона не было. Потому, резко подавшись вбок, одновременно отбив левой рукой летящий в него клинок и тем направив острую сталь мимо себя, он самым подлым, самым нечестным образом нанёс противнику сокрушительный удар кастетом в висок.
Когда Харитон успел вооружиться, Денис не заметил – похоже, бёглер при необходимости мог действовать куда быстрее обычного человека. Вернее, не тренированного Башенными боями на выживание.
Пробежав по инерции пару шагов, Пай замертво рухнул на землю. И больше не поднялся.
– В-вы… ты убил их? – заикаясь спросил Денис, не в силах отвести взгляд от разноцветного государевого художника: тот лежал с высоко задранной, застрявшей в стремени ногой – раскинув руки, грудью на земле – а усатое его лицо было ужасным образом повёрнуто к чистому полуденному небу.
– Нет, на время усыпил, – хмыкнув, ответил бёглер, обтирая кастет пучком сорванной травы. Денис перевёл на него затуманенный, ничего не понимающий взор. – Да убил же, убил. Ты что, никогда раньше покойников не видел?